Время умирать. Рязань, год 1237 [СИ] - Николай Александрович Баранов

Толмач перевел. Монгольская чародейка опять плюнула через плечо, крутнулась кругом и заковыляла к выходу. Остальные посольские последовали за ней. После того, как степняки ушли, в палате воцарилось тяжелое молчание. Нарушил его князь Юрий.

— Такие вот дела, Господа Рязанская. Что делать будем?

— Биться с погаными! — снова вскочил с места Олег Красный. — Умрем за землю свою!

— Умереть дело не хитрое, — поднялся с места брат Великого князя Роман Коломенский. — Да кому от того легче станет. Грады, села и веси пожгут, добро разграбят, людишек побьют, аль в полон уведут. А князья на Руси для того посажены, чтобы землю и людей защищать, а коль нельзя сделать того силой оружия, то должны землю спасать силой разума.

Роман Ингоревич перевел дух и почти прокричал:

— Надо замиряться с татарами, поднести Батыге дары великие, поторговаться с ним об условиях мира. Может, будет тогда и послабление. А коль и не будет, все равно соглашаться надо. Пусть время пройдет. Татары дальше вглубь Руси пойдут. Может, и перемелют их там дружины других русских княжеств. А мы, глядя на такой оборот, можем им и в спину ударить. Глядишь, кроме дани, им отданной, еще и прибыток из добычи поимеем. Пропускать надо татар через земли наши без боя, князья и Господа Рязанская.

Князь Роман замолк и сел на место. Опять раздался недовольный гул. Снова гудели молодые князья и княжичи. Умудренные же жизненным опытом думные бояре, церковники, да и воеводы из тех, что постарше, со словами не торопились: резон в словах Коломенского князя, вроде бы, имелся. Тут вскочил на ноги Пронский князь Кир Михайлович, сын князя Михаила, злодейски убитого в Исадах вместе с отцом Ратьши своими братьями. Двадцать три года исполнилось ему. Был князь черняв, как и все гнездо Пронских князей. Ратьша, приходившийся ему троюродным братом, выбивался из этого ряда, пойдя мастью в мать-мерянку. Резок в речах Кир, горяч. Вот и сейчас, заалев темным румянцем, рубя воздух правой рукой, заговорил. Резко, зло.

— Не срамно ли нам будет, славным князьям Рязанским, Пронским да Муромским склоняться перед погаными, даже копья не преломив?! Князь Роман говорит, пустить их через земли наши, пусть убивают, грабят, насилуют в других землях русских! Да как же мы после того в глаза своим родичам смотреть будем! Ведь иудами нас назовут и правы будут! Драться надо! Выставлять войско на засечной линии и драться до последнего воя! Ежели и сгинем все, то каждый по три, а то и по пять ворогов с собой в могилу заберет! Легче будет другим русским дружинам! А может и отобьемся. Засеки наши в порядке содержатся, не просто сквозь них продраться. А ежели еще и воинами их укрепить, могут и пообломать татары об них зубы. Отступят. Наверное, попробуют ударить в другом месте. Может, по Владимиру, аль Чернигову, Переяславлю, аль Киеву. Но то уж будет забота тамошних хоробров, ну а мы им поможем, в меру сил. Драться надо, Господа Рязанская! Драться! — потряс Кир михайлович кулаком.

Опять одобрительный гул и крики. На сей раз, к ним присоединились и многие из думских бояр и воевод. Гул не утихал: собравшиеся спорили, ругались даже, но большинству слова князя Пронского, видно, пришлись по душе. Опираясь на посох, встал со своего места епископ Фотий. Увидев, что глава церкви хочет говорить, собрание помалу затихло — отец церкви снискал себе уважение у всех за мудрость, доброту и справедливость.

— Можно, конечно, попробовать договориться с татарами, — не очень громко начал он. — Можно покориться, по слову их и воинов своих дать, и заложников, и еду и скот. Но, кто знает, ведь потом они могут и детей наших потребовать и жен себе на утеху. Веру свою поганую заставят принять, а церкви божии разорить. Вот о чем подумайте, князья и боярство Рязанские.

Епископ умолк и сел на место. Опять в палате поднялся гул голосов. Теперь в нем слышалась угроза, ничего хорошего не сулящая находникам. Встал набольший воевода Коловрат, прося слова. Воеводу тоже уважали, а кое-кто и побаивался, потому шум быстро затих.

— Я вот о чем хочу сказать, Господа рязанская, — гулко произнес воевода. — Ну, замиримся мы с татарами. Что дальше? Кто сказал, что слово свое они сдержат? Сколько раз они врагов своих так вот обманывали? Вспомните, что на Калке было с Киевлянами. То ж пообещали они их, коли сдадутся, живыми восвояси отпустить. Ан, всех побили, а князей раздавили, под доски положив и пировать, на них усевшись!

Последние слова Коловрат уже выкрикнул. Чуть помолчал, успокаивая себя. Продолжил:

— Пустим их без боя за засечную черту, откроем ворота градов наших, тут-то они и покажут себя. Так покажут, что кровушкой умоемся с ног до головы! А, ежели и не будут людей резать и жен насиловать, хоть вряд ли такое может стать, так сожрут, как саранча все, что смердами запасено. Вон их, сколько к границе подошло. Да коней сколько с ними. Да прочего скота! Перемрем с голодухи зимой. Так что, по любому, нельзя их пускать в земли наши!

Коловрат снова попримолк, а потом заговорил уже спокойно:

— Но послов к ним отправить надобно. С тем, кого они с вестью к Батыге отправят. И на дары не скупиться. Чтобы уговорили, уластили хана. Чтобы не пошел он сразу земли наши воевать. Самим, тем временем, всех воев, что уже собрали, отправить на черту засечную, в помощь тем, кто там уже сидит. Расставить их, так, как обычно при великих степных набегах расставляем. Чтобы держали границу княжества, коль, все же, пойдут на нас татары. Нам, тем временем, исполчать всех, кто к бою способен. Этих держать одним кулаком и вдарить туда, где у татар прорыв наметится. Но главное — тянуть время на переговорах. Ждать обещанной помощи от князя Владимирского. А еще к Михаилу Черниговскому за ней послать. К нему я могу поехать — родичи все же. Коль рати всех трех княжеств вместе соберем, отобьемся от ворога. Вот так вот мыслю, Господа Рязанская.

После Коловрата взял слово Юрий Давидович, князь Муромский. Этот тоже был молод — весен двадцать пять. Точно сколько ему исполнилось, Ратша не знал. Ровесник ему, примерно. Этот, не смотря на молодость, отличался рассудительностью и независимостью. Ну, про независимость понятно: Муромское княжество всегда было наособицу. Когда склонялось ко Владимиру, когда к Рязани, а когда и вовсе считало себя княжеством самостоятельным и князь его титуловался Великим. Ноне Муром тяготел к Рязани — Юрий Муромский породнился год назад с